Premonition of the "Cold War"

<--

Предчувствие «холодной войны»

Перезагрузка может смениться изоляцией России

Возвращение Владимира Путина в Кремль ставит Россию перед неизбежностью поисков нового внешнеполитического курса и одновременно резко сужает поле для таких поисков. При явных империалистических склонностях Путина у страны объективно нет военных и экономических возможностей для такой политики.

Спикер палаты представителей конгресса США республиканец Джон Бейнер прямо обвинил российскую власть и лично Владимира Путина в советском внешнеполитическом курсе, ностальгии по СССР и призвал свернуть «перезагрузку» отношений с Москвой, пока та сама не перезагрузит свою внешнюю политику. Это выступление стало реакцией на создание списка американских чиновников, которым запрещен въезд в Россию, в ответ на американский «список Магнитского». Официальный представитель госдепа Виктория Нуланд, выражающая позицию более чем лояльной к Москве демократической администрации Барака Обамы, идеи Бейнера не поддержала. Нуланд отметила, что у Вашингтона и Москвы есть сферы взаимного конструктивного сотрудничества. Но и представитель госдепа публично выразила недоумение по поводу появления российского ответа на «список Магнитского»: никаких оснований запрещать американским чиновникам въезд в Россию, кроме желания отомстить за санкции против причастных к скандальному делу о гибели в тюрьме бывшего юриста Hermitage Capital Management, у российских властей нет.

Но если в США пока нет единства относительно судьбы «перезагрузки», в России уже начинают раздаваться вполне официальные голоса о ее окончании.

Возвращенный лично Путиным во внутреннюю российскую политику постпред РФ в НАТО Дмитрий Рогозин на днях заявил, что переговоры между Россией и США по ПРО зашли в полный тупик и Россия более не намерена идти на уступки в ущерб своей безопасности. Между тем на уступки скорее пошла администрация Обамы, отказавшись от планов размещения американских противоракет в Чехии и Польше. Теперь ее за это нещадно критикуют республиканцы, считающие, что Обама ничего не получил от России взамен.

Но проблема внешнеполитического курса России гораздо шире и сложнее отношений с Америкой. Например, совершенно очевидно, что Москве больше не удастся играть в «доброго» и «злого» следователя, когда президент Медведев посылал Западу одни сигналы, а действия России, как показала практика, всегда диктовавшиеся Путиным, были совсем другими.

Истории, подобные публичным разногласиям в тандеме по ливийской резолюции Совета Безопасности ООН, после возвращения Путина в Кремль невозможны по определению.

Ведь у Медведева-премьера не будет даже юридической возможности участвовать в выработке внешнеполитического курса страны.

Возможно, контуры нового внешнеполитического курса проступят еще до президентских выборов в России, когда Путин должен выступать с речью на Мюнхенской конференции по безопасности. Одна его речь на этой конференции уже взывала фурор в мире, поскольку однозначно трактовалась Западом как призыв к новой «холодной войне». Отчасти новой внешнеполитической идеей можно считать изложенную Путиным в статье в газете «Известия» программу формирования Евразийского союза из нескольких бывших советских республик. Такой союз, по мысли Путина, мог бы стать неким политическим посредником между Китаем и Западом. Но Китай слишком сильный и самостоятельный игрок, и посредники ему не нужны. Ни в медведевское, ни в предыдущие путинские президентства Россия не смогла стать сколько-нибудь влиятельным и эффективным посредником и в разрешении локальных конфликтов. Посредничество РФ в Южной Осетии и Абхазии обернулось войной и фактической аннексией этих территорий у Грузии. И политическим шоком как для Запада, так и для бывших союзных республик, ни одна из которых не стала признавать независимость этих территорий, опасаясь повторения подобного сценария у себя. Не увенчались успехом и российские посреднические миссии на Ближнем Восток и на Корейском полуострове. С другой стороны,

возможности нового российского империализма, к которому, судя по предыдущему опыту, склонен Путин, весьма ограничены.

Армия оснащена устаревшим оружием, от закупок которого постепенно отказываются и российское Министерство обороны, и наши главные зарубежные покупатели вроде Индии. Теперь для российского оружия потеряны еще и рынки сбыта в арабских странах, где революции сменили правящие авторитарные режимы. То есть страна лишается значительных поступлений от одной из главных статей экспортных доходов.

Глобальный кризис показал критическую зависимость российской экономики от западной экономической конъюнктуры. Не говоря уже о том, что деньги российской элиты хранятся именно на Западе, а не в Иране, Венесуэле или Сирии, с режимами которых Россия пыталась заигрывать последние годы, формируя антизападный блок. Получить новых друзей в мусульманском мире, судя по раскладу сил в странах «арабской весны» и отношению к этим событиям нашей власти, у России тоже не получится.

Возвращение Путина может загнать Россию в неоизоляционизм и резко повысить вероятность новой «холодной войны». А

для путинской команды политическим подарком могла бы стать победа на президентских выборах в США кандидата-республиканца, администрация которого почти наверняка перейдет к более жесткой антироссийской риторике.

В этом случае внешнюю политику можно строить по традиционной схеме: внутри страны эксплуатировать старый образ враждебного Запада, мобилизуя таким образом население. Вовне же продолжать взаимовыгодные проекты с избранными иностранными компаниями и при необходимости покупать лояльность отдельных представителей западной элиты на нефтегазовые деньги.

Вопрос лишь в том, что финансовые ресурсы для такой политики в случае усугубления мировых экономических проблем будут таять на глазах.

About this publication