US Election: The Beacon of Democracy Successfully Uses an Archaic System

<--

Перед очередными президентскими выборами в США многие в который раз задаются вопросом: почему американская избирательная система устроена так сложно и, с некоторых точек зрения, даже недемократично? И это не иностранное злопыхательство. В самой Америке накопилась масса претензий к избирательным процедурам, восходящим ко времени отцов-основателей государства. Чем плоха и чем хороша эта политическая машина?

Всенародно, но не напрямую. Это как?

Америка голосует всенародно, но президента выбирает не напрямую. Кандидатура будущего хозяина Белого дома определяется не результатами общенационального голосования, а так называемой коллегией выборщиков – собранием представителей всех штатов.

Штат делегирует в коллегию определенное число выборщиков (в зависимости от численности населения), по правилам совпадающее с числом членов обоих палат Конгресса от этого штата. На выборах 2012 года, например, число выборщиков от одного штата варьируется от 55 (Калифорния) до трех (целый набор малонаселенных территорий, включая Аляску). Всего в коллегии 538 человек.

Президентом США становится тот, за кого отдадут свои голоса как минимум 270 выборщиков. Никаких юридических ограничений на голосование выборщиков не накладывается: строго говоря, голосовать они могут вообще за кого угодно из числа кандидатов. Но в ходе длительной настройки политической машины Америка пришла к схеме, при которой выборщики штата автоматически отдают свои голоса тому кандидату, за которого проголосовало большинство избирателей этого штата.

Неукоснительное следование этим механизмам, напрямую восходящим к ранним формам американской демократии XVIII-XIX веков, привело к созданию в США весьма оригинальной непрямой избирательной системы.

Регулярно раздаются голоса о том, что она архаична, что ее надо менять в сторону большего соответствия принципам демократического волеизъявления (т.е. учета результатов прямого голосования населения). Но у действующей системы есть и масса защитников.

Когда вброс голосов не имеет смысла (аргументы “за”)

Первое, что называют защитники коллегии выборщиков – это то, что действующая избирательная система является отражением федеративного устройства Соединенных Штатов Америки. В конце концов, государство создано союзом автономных во внутреннем самоуправлении территорий, и система федеральных выборов должна отражать этот фундаментальный элемент конституции

Тем более что на протяжении XX века, и далее в XXI веке, полномочия федеральных властей неуклонно разрастались и крепли, и многие видят в сохранении коллегии выборщиков своего рода символ защиты интересов штатов от самовластья Вашингтона и точное следование духу идей отцов-основателей государства.

Федералистский аргумент воплощается во вполне конкретные вещи – например, в том, что коллегия выборщиков позволяет учитывать мнение населения некрупных штатов. При валовом подсчете прямых голосов возникнет ситуация, пишут сами американцы, что президента США выбирают не большинство штатов, как положено духом конституционного законодательства, а всего несколько перенаселенных территорий. В то время как для сохранения федерализма необходим именно учет территориального деления, а не гонка демографических потенциалов.

На этом фоне отмечается также, что система выборщиков гораздо больше чувствительна к голосам национальных меньшинств, чем прямые выборы. Так, в Аризоне свыше четверти населения – латиноамериканцы, а в Луизиане и Миссисипи свыше 30 процентов чернокожих. В общефедеральном масштабе при прямом голосовании это незначительные популяции. Но с точки зрения завоевания выборщиков от конкретного штата эти местные группы этнических меньшинств внезапно начинают играть важную роль. Это требует от кандидатов и партий повышенного внимания к их нуждам.

Система выборщиков фактически лишает смысла такую хорошо изученную технологию фальсификации, как вбросы голосов и организованное голосование. Эффект от поголовной явки с голосованием в 90 процентов за нужного кандидата никак не отражается на общенациональных результатах: штат повлияет на федеральный итог только в пределах своей квоты выборщиков. Это в принципе исключает культивацию разного рода “специальных” регионов-машин, чье организованное административным ресурсом голосование способно дать дополнительные голоса федеральному кандидату или господствующей партии.

(К слову, это не отменят махинаций внутри самих штатов. Чего стоит одна флоридская история 2000 года со специфическими бюллетенями, сделанными настолько причудливо, что человек, желавший проголосовать за кандидата от демократов, легко мог ошибиться и отметить республиканца. Некоторые эксперты полагают, что этот грязноватый прием позволил республиканцам выиграть несколько тысяч голосов – которые, как оказалось в итоге, и передали Белый дом Джорджу Бушу-младшему, а не Альберту Гору.)

Многие политологи также указывают на то, что мажоритарные выборы (когда “победитель получает все”) является стабилизатором политической системы: она приводит к укреплению двухпартийной системы, а также отсекает политических экстремистов от возможности завоевать большинство голосов.

Аргументы красивые и логичные, однако эта конструкция регулярно попадает под огонь критики, и доводы противников звучат не менее весомо.

Форма побеждает содержание (аргументы “против”)

Основная претензия – американская избирательная система нерепрезентативна. Проще говоря, соотношение выборщиков от штатов в коллегии неточно отражает соотношение поданных голосов в рамках страны. Иногда и вовсе не отражает: так, в 1876 и 1888 годах коллегией избирались президенты, получившие суммарно меньше голосов избирателей, чем соперники. Третий такой случай, подстегнувший разговоры о необходимости политической реформы, произошел как раз в 2000 году, когда Джордж Буш-младший стал президентом США, получив в общем меньше голосов избирателей (но не выборщиков), чем Альберт Гор.

Парадокс: в стране, считающейся образцом демократии, избирательная система не обеспечивает принятия решений большинством голосов населения. И указывают на этот парадокс отнюдь не только обиженные из тех стран, что упоминаются в очередных заявлениях Госдепа о “недостаточном развитии демократии”. Очень часто этот довод звучит из уст самих американцев.

Система выборщиков нерепрезентативна и в смысле удельного числа избирателей на одного выборщика. Это оборотная сторона федерализма. Несмотря на то, что количество выборщиков регулярно корректируется согласно демографической статистике, тем не менее, традиции представительства приводят к тому, что малонаселенным штатам типа Северной Дакоты и Делавера позволяется выдвигать удельно больше выборщиков, чем густонаселенным крупным штатам. То есть один голос избирателя из безлюдной глуши в общефедеральном масштабе значит формально больше, чем у избирателя из “муравейников” типа Калифорнии.

Мажоритарное голосование существенно укрепляет двухпартийную систему, подавляя электоральные шансы прочих партий. Это, как мы уже отметили, приводит к большей политической стабильности в государстве. Но заодно – и к выжиманию с политического поля третьих партий и независимых кандидатов. Многие в США жалуются на то, что система двух партий забронзовела и уже не вполне адекватно отражает интересы американского общества.

Еще одним ключевым моментом в критике является завышенная роль колеблющихся штатов. Так называемые swing states – это штаты, в которых (в отличие от определившихся safe states) нет традиционного очевидного победителя. За голоса их выборщиков и разворачивается каждый раз основная драка. Переломить демократов в Нью-Йорке или республиканцев в Техасе практически невозможно – но зачем утруждаться, если есть колеблющиеся Флорида или Огайо, и там шансов на успех больше?

В результате, по подсчетам американских политологов, практически все ресурсы избирательной кампании бросаются всего на 15-16 штатов (и до трех четвертей – лишь на пять из них), а в половине штатов кампания не ведется вообще. Жители определившихся штатов, фактически, только присутствуют при уговаривании колеблющихся.

Завышение роли спорных штатов автоматически приводит и к падению мотивации голосующих в определившихся штатах. Избирателю нет никакого резона голосовать, скажем, в Калифорнии (все равно победят демократы) или Алабаме (республиканцы). Причем это касается как сторонников традиционных победителей, так и их противников. Цифры неумолимы: если в спорных штатах явка на президентских выборах доходит и до 70 процентов, то в определившихся иной раз проваливается ниже 50.

Наконец, немаловажным доводом “против” является мнение самих избирателей. В последние годы в разных опросах от 60 до 80 процентов участников высказывались за введение прямых выборов президента большинством голосов. Это еще не повод судорожно ломать конституцию, но уже требует серьезного осмысления политической элитой.

Как бы так все поменять, чтобы ничего не менять?

Элементы такого осмысления можно наблюдать в так называемом National Popular Vote Interstate Compact (Национальном избирательном соглашении между штатами). Это довольно неоднозначная инициатива снизу, которая в рамках сохранения коллегии выборщиков призвана учесть результаты прямого голосования.

Суть ее в том, что штаты-участники соглашения отряжают своих выборщиков голосовать не за кандидата-победителя от штата, а за общенационального чемпиона. Тем самым, если собрать в соглашение штаты, дающие не менее 270 голосов выборщиков, можно сделать коллегию почти декоративным институтом автоматического утверждения итогов прямого голосования. Одновременно будет сохраняться возможность проголосовать “по-другому” (американская политическая система очень ценит негласные механизмы стабилизации).

Впрочем, пока что в “компакт” вписались только восемь штатов и федеральный округ Колумбия (всего 132 голоса в коллегии выборщиков). И перспективы такого “буквоедского” изменения конституционного строя без существенного изменения конституции пока не выглядят радужными.

А значит, Америка будет и дальше голосовать в своей старой, пыльной, архаичной избирательной системе, выстраданной десятилетиями “тонкой настройки” формальных процедур и взаимными притирками элит.

About this publication