The Great Rejection

<--

Президентская кампания в США с неизбежностью обречена превратиться в дискуссию о признании или непризнании однополых браков конституционной нормой.

Первый выстрел сделала Хиллари Клинтон, которая призвала Верховный суд признать эти браки конституционной нормой для всех штатов. Такое решение вполне вероятно, поскольку судебная система США систематически аннулирует запреты на однополые браки, вводимые в результате народных референдумов. 33 штата в период с 1998 по 2012 год провели голосования по данному вопросу: в 31 штате народ высказался за запрет, причем, как правило, значительным большинством голосов — от 60 до 80%. В большинстве случаев запрет был аннулирован судами.

Налицо разрыв между «мнением народным» и позицией юридического истеблишмента вкупе с политиками-демократами, ведь среди республиканцев гей-браки очень непопулярны. Общественное мнение расколото пополам, либеральные Северо-Восток и Запад противостоят консервативным Среднему Западу и Югу. По крайней мере, в 2011 году 48% американцев против 44% поддерживали поправку к Конституции, утверждающую понятие брака как союза мужчины и женщины. Ту самую норму, которую в 2013 году Верховный суд признал антиконституционной.

Страна серьезно расколота по фундаментальному моральному вопросу о сохранении или упразднении традиционной семьи. Та политика, к которой призывает Клинтон, — это, по сути, принуждение к признанию однополых союзов ценой попрания автономии и воли граждан отдельных штатов. Опасная конфигурация.

Напомню, что гражданская война в США началась с избрания в 1860 году президента меньшинства — республиканца Авраама Линкольна, который обещал использовать все ресурсы федерального правительства для ограничения и постепенного упразднения рабства. Южане в гражданской войне выступали не за рабство как таковое (многие — особенно в высшем командовании конфедератов — полагали, что оно непременно будет вскоре упразднено), а за права штатов, за свободу самим, без федерального правительства, определять свое законодательство.

В последующей гражданской войне южане продержались в меньшинстве и экономической блокаде четыре года: их армии покрыли себя славой, а генералы южан приобрели в определенном смысле культовый статус в американской истории. Это при том, что сражались за дело, которое трудно признать в последнем счете справедливым.

Напротив, справедливость дела Севера, сражавшегося с песней «как Христос умер, чтобы сделать человека святым, так и мы умрем, чтобы сделать человека свободным», не отменяет того факта, что Линкольну пришлось установить в стране диктатуру. Переизбрался же он лишь с большим трудом при помощи откровенных избирательных манипуляций. Ударную силу северян составляли полки, набранные из иммигрантов, зачастую не имевших права голоса. Так что войну можно было назвать «гражданской» лишь с долей условности.

Параллелизм очевиден: и тогда, и теперь страна расколота по серьезному вопросу; и там, и тут Север так или иначе оказывается против Юга; и там, и тут возникает угроза принудительной эмансипации под нажимом федерального правительства, проводимой либеральным политиком авторитарного склада, опирающимся на мигрантов.

Но есть, конечно, и различия. Дело Юга было объективно несправедливым: человек не должен держать в рабстве другого человека. И напротив — дело защитников традиционной семьи объективно справедливо, так как они защищают тот социальный институт, на котором в принципе покоится человеческий род.

Всем понятно, что гей-брак — это не просто установление равноправия геев, а уничтожение института семьи как таковой, потому что в основе брака лежит фундаментальный закон жизни, а не сексуальные предпочтения. Нет и не может быть натурал-брака, гей-брака, БДСМ-брака, зоофил-брака и т.д. Семья — это естественно возникающий общественный союз на основе брака мужчины и женщины, предназначенный для воспроизводства человеческой жизни, рождения и воспитания детей, сохранения родовой памяти и наследования собственности и подлежащих наследованию социальных достижений.

Сексуальные практики могут быть какими угодно, но семьи они не порождают. И введение сексуальной практики как критерия для заключения брака и создания семьи, превращение однополой пары в единицу социального структурирования (а в США тут возникает вопрос, связанный с социальными пособиями) — это введение принципа «брак — это союз кого угодно с кем угодно зачем угодно». По сути, это мало отличается по степени социальной деструктивности от идеи общности жен, популярной у коммунистов-утопистов, но быстро исчезнувшей в практике реального социализма.

Отсюда вопрос, как отнесется к насильственному диктату правительства та половина американцев, которая защищает традиционную семью и которая придерживается христианских убеждений. Полтора столетия назад недовольные американцы взялись за оружие из-за гораздо более сомнительных прав. Впрочем, тогда на их стороне был политический и военный истеблишмент, институты бывших еще реально независимыми штатов, собственный экономический интерес.

С намерением Хиллари Клинтон стать «президентом гей-браков» и радикального феминизма Америка входит в зону серьезной политической турбулентности, которая коснется и России. Разделяющие нас вопросы практической геополитики вполне могут отойти на второй план по сравнению с конфликтом о сущности человека, семьи и общества.

Выступая в Калининграде на ярком интеллектуальном форуме «Бердяевские чтения», состоявшемся 16–18 апреля и объединившем русских и зарубежных мыслителей, политологов, социологов, философов, я рискнул напомнить участникам формулу Фернана Броделя: цивилизация определяет себя через отказ от заимствования определенных черт других цивилизаций. Нет цивилизации, достойной этого имени, которая не отвергала бы некоторые «дары» от соседних данайцев. Самым консервативным институтом цивилизации, по мысли Броделя, является именно модель семьи.

Византийская цивилизация, отмечает Бродель, навсегда определила себя, отказавшись от унии с папством, заплатила за этот выбор физической гибелью, но духовно продолжилась в отвергшей унию России. Средиземноморская Европа отвергла Реформацию, ответив на нее контрреформацией. В 1917 году Россия поспешила принять казавшийся неизбежным выбор Европой социализма и была жестоко обманута: Европа социализм отвергла и повесила «вину за коммунизм» на Россию.

Сегодня для нас таким «Великим Отказом» является вопрос о биоэтике, вопрос о традиционной семье и традиционной антропологии. Запад спешит реформировать «традиционного человека», мы готовы его защищать. Не надо говорить об «упадке» традиционной семьи — речь идет не об упадке, а о сознательном революционном упразднении семьи, ее социальной делегитимизации, при которой гей-брак размывает ее границы, а радикальный феминизм подводит разговор к тому, чтобы вообще объявить семью «преступным авторитарным институтом». Перед нами самая серьезная попытка перестроить фундамент человека со времен Нового Завета и с обратным этому Завету знаком.

США Хиллари Клинтон и Россия Владимира Путина обещают стать своеобразными Женевой и Римом эпохи новых «религиозных войн» в которых схлестнутся не протестантизм и католичество, а феминизм и фамилизм.

Мы не знаем, выступит ли традиционная половина американцев в защиту семьи или примет выбор, навязанный Голливудом и Белым домом. В какой пропорции сохранятся защитники традиционной семьи в Европе и смогут ли они где-то политически закрепить свою позицию вопреки либеральному политическому истеблишменту. В конечном счете, весь «фамилистский» Запад начнет искать свой «Рим» не где-нибудь, а в Москве.

Не притворяясь прорицателем и провидцем, я не исключаю того, что мы сейчас являемся свидетелями фундаментального разделения мира по линии, которая останется основной для будущей эпохи.